Иногда кажется, что французская эстрада — это своего рода элита, белая кость, каста высших, не позволяющая приближаться к себе никому далёкому. Их тексты полны живительной воды, их музыка гордо противостоит мировым американским любимцам. Лара Фабиан, Патрисия Каас, Жан-Жак Гольдман…
О Жан-Жаке Гольдмане как-то не хочется вообще ничего говорить. Не потому, что он — личность неинтересная или нехорошая. Просто всё, что он есть — это его проникновенный голос и песни. И этого достаточно. А ещё достаточно знать, что он — выходец из семьи польских евреев. Что его родители состояли в движении Сопротивления. Что выучившись досконально правильному французскому произношению, этот мальчик, юноша, мужчина не забыл о своих корнях и часто вписывает строчки о том, что было, в современные песни для тех, кому важен смысл, а не новомодныве звучки.
Гольдман обладает поистине уникальным голосом. Проникновенным — от того, что услышав хоть одну его песню хоть раз, она проникнет в вас инопланетным чужеземцем и заставит искать новые и новые песни, учить французский и старательно докапываться до истины, излагаемой на немного высоких, немного режущих тонах.
У него есть свой стиль. Когда он поёт «Envolei-moi», сердце надрывается от невозможности улететь вместе с ним. А в словах «La vie sur procuration» – вся наша жизнь с её телевидением и масс-культурой.
Песня «Comme toi» поначалу кажется обычной, добротной любовной лирикой, которая у французов получается не хуже, чем у признанных мастеров жанра — итальянцев. Но вот, что скрывает полог из нежностей и мягких звуков.
Трагедия еврейского народа, наверно, войдёт в века, как исчезновение скифов и гибель Римской Империи. По мановению пальца одного человека взрослые и дети глотали смерть, так и не узнав настоящей жизни.
Дети. Восемь. Семь, десять лет. Какая разница? Не успевшие толком осознать свою «греховную» национальность», человечки с тонкими ножками и венками на худых руках послушно шагали навстречу машине смерти в лагерях Освенцима и Бжезинки.
Жан-Жак написал эту песню, рассматривая семейный альбом. Там он рассмотрел тех, кто не пережил войну и не мог быть с ним сейчас. Здесь. В это раскаявшееся время. Гольдман написал историю девочки Сары, скорее всего, персонажа не вымышленного, а настоящего, девочки, которой не суждено было стать девушкой и примерить свадебное платье, взять на руки своего ребёнка и просто улыбнуться миру.
Как Ты (перевод JJ)
С лучезарным взглядом в бархатном платье
Возле её матери, на фоне всей семьи,
Она будто растворяется в нежных лучах вечернего солнца.
Фото не очень получилось, но всё же можно разглядеть
Счастье на лицах людей и мягкий вечерний свет.
Она любила музыку, особенно Шумана и Моцарта…
Как ты, как ты, как ты, как ты
Как ты, как ты, как ты, как ты
Как ты, на которую я сейчас смотрю
Как ты, спишь о чем-то мечтая…
Как ты, как ты, как ты, как ты
Она ходила в школу, что в деревне внизу,
Читала книжки, изучала законы,
Ей нравились лягушки и принцессы, спящие в лесу
Она любила свою куклу и её друзей,
Особенно Руфь и Анну и больше всего Жереми,
И однажды они поженились бы где-нибудь в Варшаве…
Как ты, как ты, как ты, как ты
Как ты, как ты, как ты, как ты
Как ты, на которую я сейчас смотрю
Как ты, спишь о чем-то мечтая…
Как ты, как ты, как ты, как ты
Её звали Сарой и ей было почти восемь,
Её жизнью были нежные мечты и белые облака,
Хотя другим казалось, что это не так.
У неё был такой же лучезарный взгляд, и возрастом она была такая же, как ты,
Маленькая девочка, я не придумываю, честно,
Но родилась она не как ты здесь и сейчас…
Как ты, как ты, как ты, как ты
Как ты, как ты, как ты, как ты
Как ты, на которую я сейчас смотрю
Как ты, спишь о чем-то мечтая…
Как ты, как ты, как ты, как ты
